Когда Христос Спаситель предстал перед Понтием Пилатом, римский наместник задал Обвиняемому вопрос: «Ты Царь Иудейский?». Иисус не дает прямого ответа, ибо знает, что Пилат понимает слово «царь» только в смысле земного владыки, а Он, Господь, есть Царь не в земном смысле, а в смысле духовном, нравственном. Сказать, что Он Царь, значило бы ввести Своего Судию в невольную ошибку, а сказать, что не Царь, значило бы погрешить против истины. Поэтому Господь вопросил Пилата: «От себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?» (Ин. 18,34). Пилат не мог предложить такого вопроса от себя: в жизни Иисуса Христа не было к тому ни малейшего повода; если же Пилат предлагал вопрос по наговору клеветников, то должен был прежде подумать: возможно ли, чтобы Синедрион, так ненавидящий римскую власть, стал заботиться о власти кесаря? И вот, гордый римский вельможа оскорбился тем, что Господь показал ему, как неосмотрителен его вопрос. «Разве я иудей, —с презрением сказал он,— чтобы мне верить мечтам иудеев, о каком-то царе-завоевателе, которого они ожидают?». Эти слова говорят не только о презрении колониального властителя к жителям покоренной страны, но и вообще об антииудейском настроении, характерном для римлян.

Эту враждебность населения Римской империи против иудеев приходится испытать на себе и апостолу Павлу. Когда он со своим спутником Силой приходит в Филиппы, то исцеляет там одну больную служанку, одержимую духом прорицательным, которая была хорошим источником дохода для своих господ. Так как доход от исцеленной служанки прекратился, ее хозяева схватили Павла и Силу и повлекли их на суд. Но обвиняют их не в том, что они нанесли материальный ущерб, а в том, что принадлежат к иудейству: «Сии люди, будучи Иудеями, возмущают наш город» (Деян. 16,20). И сейчас же сбежавшаяся чернь настраивается против них, а судьи, без дальнейшего рассмотрения дела, велят их бить палками, ввергнуть в темницу и забить их ноги в колоду.

Однако иногда антииудейские настроения выручают Павла в трудных ситуациях. Когда, например, в Коринфе единоплеменники ополчаются против него и хотят очернить его перед римским проконсулом Гал-лионом, последний заявляет, что обвинения против Павла недействительны. Впрочем, римский чиновник поступает здесь совершенно правильно, отвергая обвинения против Апостола. Дело в том, что иудеи создавали собственные общины внутри языческого окружения. Их центром была синагога, где они собирались на молитву и где обучались их дети. Здесь же они разбирали подсудные им дела, связанные с внутрииудей-скими раздорами. Пока член общины не выходил из корпорации синагоги, он подлежал ее юстиции. На этом основании и Павел до своего обращения мог, не нарушая римского права, быть посланным Верховным советом в Дамаск, чтобы осуществить там меры наказания в отношении тех, кто исповедовал христианство, но он, конечно, при этом заручался согласием местной синагоги. Это право налагать наказания Павел признавал за собою и позже, конечно; он сам пять раз претерпел назначенные иудеями наказания бичом.

Иудеи не только имели собственный суд, но и обладали правом свободного исполнения религиозных обрядов. Хотя они и были обязаны приносить присягу кесарю, однако были освобождены от культа кесаря. Конечно, при этом дело иногда доходило до распрей. Так, Понтий Пилат, чтобы спровоцировать евреев, ввел своих солдат со штандартами, на которых был изображен кесарь, в Иерусалим и поставил вотивные щиты с именем кесаря во дворце Ирода. Впрочем, в обоих случаях ему пришлось потом отказаться от своих действий.

Те же, по сути, причины вызвали антииудейские выступления в Александрии. Здесь язычники потребовали поставить статуи кесаря в синагоге и начали кровавое гонение на иудеев, воспротивившихся этому требованию. Депутация иудеев под руководством писателя Филона, обратившаяся по этому случаю к императору Калигуле, была принята в Риме подчеркнуто невежливо. С насмешкой кесарь спросил их, почему они, собственно говоря, не едят свинины, и пожаловался, что они не приносят ему жертвы. Он даже потребовал, чтобы его статую поставили в Иерусалимском храме. Его убийство воспрепятствовало выполнению этого приказа. Понимая, что столь жесткие меры могут привести к кровавому восстанию, преемник Калигулы Клавдий был вынужден подтвердить привилегии иудеев в Александрии и отменить культ кесаря в Иерусалиме.

Иудеям, живущим вне Иудеи, было даже разрешено делать храмовые отчисления в Иерусалим. Этот поток денег в Палестину был также источником раздоров, к тому же длительных. Римский историк Тацит говорит в этой связи о растущей мощи иудеев, потому что «каждый бездельник приносит свои вклады и сбережения им». Второй привилегией иудеев было освобождение их от военной службы. Однако, когда кесарь Тиверий в 19 году после Р.Х. под каким-то предлогом изгнал их из Рима, он велел призвать в солдаты и послать на о. Сардинию около 4000 молодых иудеев. Здесь их хотели применить в борьбе против морских пиратов. Тацит к этому добавляет, что если они и погибнут от скверного климата, то эту потерю легко перенести. Большинство призванных отказались от военной службы по религиозным мотивам, и на них были наложены тяжелые штрафы и наказания.

Привилегии, дарованные иудейским общинам, породили (и это была обратная сторона выгод) ненависть языческого населения к евреям, живущим среди них. Поэтому даже у известных писателей можно встретить множество клеветнических утверждений, которые происходят либо от незнания, либо от неприязни. В свойственной ему скупой манере Тацит выражает свое суждение об иудейском народе в таких словах: «Для них безбожно то, что для нас свято, а то, что у нас преступление, у них разрешено».

У язычников вызывали недоверие особенности иудейского богопочитания. Веру в незримого Бога они считали тонким мошенничеством. Иудеев упрекали в том, что в своем Иерусалимском храме они поклоняются золотой ослиной голове. Стадо диких ослов якобы привело израильтян, истомленных жаждой в пустыне после их изгнания из Египта, к источнику воды. Поэтому они-де выстроили святилище животному, показавшему им выход из затруднения. Уже само имя Бога «Яхве», по мнению язычников, напоминало ослиный крик. А потому иудейская религия в действительности— лишь варварское суеверие, к которому присоединялась еще и непочтительность к другим богам. Притязание быть избранным народом и презрение иудеев к «необре-занным» расценивались как человеконенавистничество.

Язычники насмехались над их обрезанием, над их законами о пище и оскорблялись предписаниями и запретами, которые должны были соблюдать евреи при общении с язычниками. Многих раздражало то влияние, которое иудеи, несмотря ни на что, оказывали на общество. Так, Юлий Цезарь относился к ним исключительно дружелюбно. Именно поэтому противник Цезаря, римский оратор Цицерон, выступая в одном судебном процессе в качестве защитника, заявил: он будет говорить так громко, чтобы его поняли судьи; ибо возможно, что шпионы передадут его слова римским евреям, которые могут причинить ему вред. В этом процессе обвинителями выступили иудеи, и Цицерон таким образом хотел натравить на них суд.

В ответ на массированные нападки язычников иудеи пытались показать отражение закона Моисея в трудах античных философов и преимущества монотеизма над языческим заблуждением. Жаркий энтузиазм иудеев не оставался без успеха. Если всего лишь немногие «об-ращенцы» приняли на себя всю тяжесть закона, вплоть до обрезания, то все же было большое число «богобоязненных», которые, как эфиопский казначей, приходили в Иерусалим, чтобы там поклониться Богу (Деян.8,27).

Некоторые выдержки из Павловых Посланий создают впечатление, будто Апостол разделял антииудейские настроения своего времени. В самом раннем Послании, дошедшем до нас, он называет иудеев людьми, которые «и Богу не угождают, и всем человекам противятся» (1 Фес.2,15). Эти резкие слова, очевидно, вызваны той враждой, с которой иудеи относились к миссии Апостола. В глубине сердца он связан со своим народом настоящей любовью и готов даже пожертвовать собой ради избавления Израиля: «Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти» (Рим.9,3). Это наверняка не риторическая фраза. Павел с достоинством называет себя евреем, проповедует сначала Евангелие в синагогах, хотя и глубоко проникнут сознанием, что «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол.3,11). Христос, по его словам, «есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую посреди преграду» (Еф. 2,14). Быть может, Апостол имеет здесь в виду разделительную стену в Иерусалимском храме, отрезавшую двор язычников от святилища и преграждавшую неевреям вход в него. Несколько лет спустя пала и эта каменная стена: римские солдаты после захвата Иерусалима и разрушения храма поставили свои штандарты прямо у щитов с предостерегающими надписями. Во время триумфального шествия римлян в честь победоносного полководца Тита военнопленные были вынуждены пронести священные предметы храма—семисвечник, золотой стол хлебов предложения и серебряные фанфары—через столицу Римской империи.

Так «конец закона» наступил и во внешнем проявлении.

← «Апостол, избранный не человеками и не через человека» (Гал.1,1)		Храм Господа →