Трудно переоценить значение главной темы предстоящей в 1975 г. в Найроби (Кения) V Ассамблеи ВСЦ. "Иисус Христос освобождает и объединяет"— в этих словах заключено все христианское богословие; они являются альфой и омегой всего новозаветного учения. Слова эти с предельной краткостью определяют спасительное дело Христово на земле, причем они не ограничивают этого дела только Его земным служением и жертвенным голгофским подвигом. В них как бы сокрыты другие, не менее важные слова, сказанные Самим Христом: "Отец Мой доныне делает, и Я делаю" (Ин.5,17). Христос и сегодня совершает Свое спасительное делание, причем не только внутри Своей Церкви, но и вне ее, ибо "есть у Меня,—говорит Он,—и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь" (Ин.10,16).

"Христос освобождает и объединяет",—эти слова, вместе с тем, взывают и к нашей активности. В них раскрывается высший идеал человеческой жизни и усматривается конечная цель людского бытия. Это не только утверждение, но и призыв. Призыв к человеку, к его соработничеству с Богом в обновлении, возрождении, освящении. На первый взгляд может показаться, что эти слова говорят только о Христе и что только Христос, и никто иной, совершает наше освобождение и единение. Но считать так—значит глубоко ошибаться. Мы пока не останавливаемся на самих терминах "освобождение" и "единство". Сейчас мы лишь свидетельствуем, что это делание на земле не есть только акт Божественный. Скажем даже более: как таковое, т.е. как акт односторонний, оно никогда не было бы совершено Богом. Это утверждение отнюдь не отрицает всемогущества Божия. Оно лишь подчеркивает, что Христос спасает человека не столько силой Своего всемогущества, сколько силой Своей любви. Любовь же в сущности такова, что никогда "не ищет своего" (1 Кор.13,5), но сообразуется с желанием и стремлением любимого существа. Скажем кратко: Бог не спасает нас без нас. Спасающее действие Сына Божия в мире не является "чудодейственной амнистией". Следовательно, и освобождение, и единение возможны при нашем, человеческом, сотрудничестве с Богом, независимо от того, совершаются ли они в личном плане или в плане общественном. В противном случае наша христианская активность не имела бы смысла. Не имела бы смысла и наша богословская дискуссия. Но мы, тем не менее, все же свидетельствуем, что именно Христос освобождает нас и объединяет. Это свидетельство возникает на основании глубокого убеждения в том, что только во Христе мы и "живем, и движемся, и существуем" (Деян. 17,28), что только в Нем наше спасение и что без Него мы не можем осуществить никаких наших добрых начинаний (Ин.15,5). Христос есть лоза, а мы—ее ветви, и именно поэтому мы говорим о нашем возрождении как о даре Божием. Христос освобождает нас и объединяет—это действительно дар всем нам. Однако воспринять его, воспользоваться им должен каждый человек, каждая человеческая община.

Мы обращаемся к данной теме, устремляясь к вечности и в то же время пребывая в условиях нашего короткого земного бытия. Это предъявляет особые требования к нашей деятельности. Здесь одинаково опасны как полное забвение мира, пренебрежение миром и "яже в мире", так и двойственность, раздвоение между Богом и миром, служение "двум господам" (Мф.6,24). В первом случае мы ставим себя вне условий нашего существования и развития, в отвержении земли теряем путь на небо. Во втором—дробим, мельчим единую цель нашего бытия, размениваем ее на тленное и преходящее, ошибочно видя в нем ценность. В этом случае, хотим мы того или не хотим, мы также изменяем своему призванию и начинаем служить земле, забывая о небе.

Все это говорит о сложности поставленной перед нами проблемы. Свобода и единство—слова не только дорогие всем, но и чрезвычайно трудные для восприятия и понимания.

Христос освобождает нас. Человечество ныне все более и более сознает, что только в условиях подлинной и совершенной свободы возможно всестороннее и полное развитие личности. Поэтому борьба за достижение свобод гражданских, свободы слова, печати, митингов и собраний, свобод политических приобретает сейчас все больший размах. Это—доброе знамение времени. Но наряду с этими отрадными переменами мы нередко являемся свидетелями других, печальных явлений, которые, создавая видимость свободы, приносят человеку и человечеству огромный вред. Уже ап. Петр предвидел такое злоупотребление свободой и предупреждал христиан, чтобы они поступали, как "рабы Божии", как истинно свободные, а "не как употребляющие свободу для прикрытия зла" (1 Пет.2,16). Подобное предостережение мы встречаем и у ап. Павла. "К свободе призваны вы, братия,— пишет он галатийским христианам,—только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти" (Гал.5,13). Свобода—это не произвол и не средство для потворства своим страстям и преступлениям. Христос, призывающий нас встать на путь истинной свободы, определил этот путь как узкий и тернистый. Освобождение во Христе, как это ни парадоксально, совершается только с отвержением своей греховной воли, своей самости и, наконец, самого себя. В этом— сущность христианского освобождения, только это может привести нас к свободе, которую предлагает нам Христос как дар истинной жизни, как залог бессмертия, жизни в Боге и с Богом. Эту свободу мы должны приобрести, победив самое тяжелое и самое губительное рабство на земле—рабство греху.

Естественно, никто не станет отрицать истинности слов ап. Павла, сказавшего: "Все мне позволительно" (1 Кор.6,12). Но никто не вправе в то же время определять свою свободу только этими словами и забывать последующие слова апостола языков: "...но не все полезно" (1 Кор.6,12). "Все мне позволительно, но ничто не должно обладать мною",—так определяет ап. Павел закон христианской свободы (1 Кор.6,12). Духовное освобождение человека есть прежде всего освобождение от греха, так как только грех служит препятствием к свободе духовной. В свое время фарисеи не поняли Христа, призывавшего их к освобождению (Ин.8,32-36). Иудеи считали, что если они— "семя Авраамово и не были рабами никому никогда", то, следовательно, всегда обладали подлинной и совершенной свободой. Слова Христа: "Всякий, делающий грех, раб есть греха" (Ин.8,34)—не вмещались в них. В этой беседе с фарисеями Христос показал, что ни политическая, ни гражданская, ни даже религиозная свобода, как бы ни были они важны и необходимы сами по себе, тем не менее, ни в коей мере не могут заменить подлинной духовной свободы. Рабство же греху, духовное разложение фактически сводит на нет достижение всех человеческих свобод.

Свобода—это величайшее благо. Ради нее люди совершают великие подвиги, идут на смерть. Но она в то же время и "меч обоюдоострый", ибо сразу же переходит в свою противоположность, как только люди начинают неправильно пользоваться ею. Здесь всегда сокрыта опасность пойти по пути ложной свободы, признавая ее за истинную. Мы уже не говорим о тех, кто умышленно злоупотребляет своей свободой, прикрывая ею совершаемое ими зло (1 Пет.2,16).

Мы считаем, что свобода, которую несет нам Христос, определяет в нашей жизни очень и очень многое. И поэтому в ее свете и должны, в конечном итоге, строиться наши взаимоотношения и определяться все прочие человеческие свободы. А это налагает на нас, христиан, сугубую ответственность и ставит перед нами большие задачи. В наш век, когда люди доброй воли всей планеты стремятся к подлинной свободе, нам необходимо помочь им. Это, естественно, не означает, что мы должны включиться в политическую, социальную или иного рода борьбу, выходящую за рамки христианства. Однако и абсолютно пассивными в этой области мы также быть не можем, ибо по заповеди Христовой нам необходимо явить себя как свет мира, как соль земли (Мф.5,14,13).

В связи с этим весьма отрадно отметить, что мы, христиане, намечаем сейчас в богословии новые перспективы и начинаем разрабатывать, определять весьма важный и существенный раздел христианского учения—"богословие освобождения". Мы обращаемся сейчас к перспективам, близким сердцу людей, для которых не без причины понятие свободы близко к вершине человеческого идеала, в то время как их возрастающее восприятие зла, в разнообразных формах причиняющего страдания человечеству, делает этих людей более нетерпимыми и более настойчивыми в их стремлении к освобождению. Таким образом, речь идет о всевозрастающей нетерпимости людей доброй воли ко всем формам зла, а следовательно, и ко всем формам порабощения. Руководствуясь законом христианской свободы, мы и должны сейчас помочь человечеству, стремящемуся к одному из необходимейших благ—свободе, приобрести этот ценнейший дар Божий и всемерно содействовать его проявлению и развитию.

Христос не только освобождает нас, но и объединяет. Начала единения коренятся уже в самой христианской свободе, ибо последняя возвращает нас к тому неповрежденному состоянию, в каком пребывал первозданный человек до своего грехопадения. Разделение пришло с грехом. Грех раздвоил человеческую личность. Человек, потерявший божественный дар свободы и ставший "рабом греха", потерял и свою целостность. Его эгоистическое "я" в своем стремлении к независимости нарушило единство и с Богом. То, что мы, к прискорбию нашему, наблюдаем в мире до сих пор, а именно: недоверие, непонимание, разделение, вражду, угрозы—все это также пришло вместе с рабством греху и потерей свободы.

Однако творческий замысел не изменился. Мы снова призываемся к свободе (Гал.5,13). Мы снова слышим Божественный призыв: "Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино" (Ин. 17,21). В этом призыве Христос не полагает никаких ограничений или препятствий ни для эллина, ни для иудея, ни для варвара, ни для скифа, ни для раба, ни для свободного (Кол.3,11). У Бога нет лицеприятия (Рим.2,11); пред Ним все равны. Христос призывает нас к абсолютному единству, к единству без условностей и ограничений, к единству любви. Он хочет, чтобы люди представляли собой не безучастную, конкурирующую или враждебную толпу, а массу, влекущую за собой себе подобных, своих товарищей, своих братьев, для которых проявить любовь и содействие является долгом и честью. Христос Сам объединяет нас. Значит, только от нас зависит, что встречает Он на этом пути единения: открытые ли сердца, сочувствие и любовь, или же барьеры враждебности, косности и недоверия, замкнутость и холодность. Завет единства, оставленный нам Христом, несмотря на существующее состояние разделения, должен всегда ободрять нас, преисполнять оптимизмом и радостью, побуждать к активности и доверию. Следуя этому завету всеобщего единства, нам необходимо трудиться для его созидания на всех уровнях и во всех аспектах. Наша постоянная обращенность ко Христу и созидаемая в Нем жизнь побуждают нас, прежде всего, обращаться к богословскому обоснованию всечеловеческого единения. И мы действительно находим здесь незыблемое основание такого единства и усматриваем залог нашего успеха. Экуменические связи и контакты, помогающие нам видеть друг в друге братьев, сотворенных "от одной крови" (Деян. 17,26) и спасенных кровью Единородного Сына Божия, также должны развиваться. Но и здесь мы не можем полагать предела и останавливаться в нашем делании единения, ибо призыв: "Да будут все едино"—не позволяет нам этого сделать. Все, кто стремится к единству, кто жаждет его, должны видеть и находить в нас единомышленников и сотрудников в этом деле. Мы все, и христиане, и нехрис-тиане, в равной мере страдаем от кровоточащей раны раздоров и разделений. В равной мере все мы должны и стремиться к благословенному миру, к всеобщему единству, к подлинному человеческому прогрессу.