«Бог призвал меня, и я пошел» - Интервью Блаженнейшего Митрополита Онуфрия церковным журналистам

2014 09 17 mitr Onufrij17 сентября исполнился месяц со дня интронизации нового Предстоятеля Украинской Православной Церкви, и как раз накануне этой даты состоялось его первое большое интервью церковным СМИ. Главные редакторы  — православного журнала для молодежи «Отрок.ua» епископ Обуховский Иона, православных радиопрограмм на радио «Эра» протодиакон Николай Лысенко и информационного портала «Православие в Украине» Юлия Коминко побывали в гостях у Блаженнейшего Митрополита Онуфрия.

«Фирменный стиль» ответов Его Блаженства — легкий, добрый юмор; приветливость, заинтересованность, открытость; немногословная мудрость и готовность спокойно обсуждать любую проблему. Наша полуторачасовая эмоциональная беседа перетекала от одной темы к другой, и закончить ее пришлось не потому, что не хватило вопросов, а потому, что слишком быстро пролетело время.

О детских годах и детских впечатлениях; о решении принять священство и о том, как дальше складывалась жизнь; о Черновцах, Джорданвилле, а теперь и о Киеве; о расколе, интернете и реальных церковных проб­лемах — обо всем этом и о многом другом читайте в интервью с Митрополитом Онуфрием.

— Ваше Блаженство, мы знаем, что отец Ваш был священником. Были ли еще священнослужители у Вас в роду?

— Да, я родился в семье священника. Также был священником родной брат моего отца. Он служил в нашем селе, еще когда Буковина была оккупирована Румынией. А отец принял сан уже в советское время.

— Наверное, тогда было нелегко выбрать этот путь ...

— Нелегко... Отец сначала работал заведующим складом в колхозе. Там столько всего — начиная от хлеба, всевозможных продуктов и заканчивая хозяйственными товарами — лопаты, грабли. Я к нему приходил, маленьким еще, лазал по тому складу — интересно было...

Отец не учился в семинарии, а окончил пастырские курсы при епархиальном управлении. Были такие в 1950-х годах. Мы, дети, и не знали, что он пошел на курсы. А потом принял сан.
Могу сказать, что отца у нас в селе очень уважали. У него была хорошая работа, он много трудился и, я думаю, зарабатывал неплохо. Но все оставил и пошел во священство. За это его уважали все, даже советские начальники.

Служил он не в нашем селе. У нас тогда был один сельсовет, но разделенный: село, где я родился, называется Корытное, а второе — Бережонка. Вот в Бережонке он и служил. Люди ему доверяли.

Помню, когда я, уже монахом, приезжал домой в гости, то поздно вечером люди приходили к нему крестить детей. Подъезжает машина, из нее выносят ребенка, тихонько идут с ним в дом. А там уже все готово для крещения. Иногда и венчал ночью.

— Хватало ли у него времени на общение с вами, детьми?

— Общался, но свободного времени не так уж и много было. Священник всего себя отдает людям, а для семьи остаются лишь крошки — словно крохи со стола. Приходит он домой после богослужения уставший и изможденный. Надо просто терпеть, не выворачивать его наизнанку — мол, говори с нами, что-то рассказывай. Он, может, уже и языком еле-еле двигает...

Но были времена, когда он рассказывал нам что-то из житий святых. Помню, маленьким еще был, и он рассказывал о святителе Василии Великом — что был ученый, оставил все и пошел в монахи. И когда становился он на молитву, солнце светило ему еще в затылок, а как заканчивал молитву, то солнце светило уже в лицо. То есть, всю ночь он молился — от заката до восхода солнца. Так мне запомнилось это, что я тогда подумал: «Я таким хочу быть!». Потом об этом забыл, рос таким, как и все дети...

Однако в церковь я все время ходил. Не всегда с охотой, правда... (улыбается и держит паузу. — Ред.) Хотелось в футбол играть: в воскресенье в первой половине дня команды собираются, а мама: «В церковь, собирайся в церковь». Отец шел очень рано, мы не ходили с ним. Он вставал еще засветло, вычитывал правило и затем уходил, а мы — уже к началу, когда часы, Литургия. Мама нас собирает, ведет, и, бывало, я сетовал: «Боже, так хорошо, ребята играют в футбол, а я должен в церковь идти!».

— Почему тогда, в такое время — расцвет атеистических настроений — Ваш отец принял решение стать священником, что на него повлияло?

— Я не могу сказать. Думаю, это был зов его души, призвание. Если нет Божия призвания, то никто не сможет это понести. Ведь он себя обрек на позор и уничижение. Между собой люди его очень уважали, но в обществе, в государстве тогда все говорили, что попы — это мракобесы и обманщики.

— Как вы, дети, воспринимали такое отношение к отцу?

— Да и нас не хвалили. Мы ходили в церковь, никогда от Бога не отрекались. Вот и нас тоже обзывали, но мы терпели. А что оставалось делать? Было такое время, что не существовало вариантов.

— Вы были пионером, комсомольцем?

— Не был ни пионером, ни комсомольцем. Моя классная руководительница была женой моего старшего брата, то есть человек не посторонний. И когда сказали, что будут принимать в пионеры, то я в тот день в школу не пошел и так пионером и не стал. Но она меня заставила надеть галстук и ходить в нем, потому что ее и так упрекали: мол, невесткой у попа...

И в комсомол я не вступал. Хотя в прямом смысле слова заставляли: вызывали в учительскую, ставили на колени (нас было несколько парней, которые не хотели вступать в комсомол). Мы часами стояли на коленях...

— Сколько у вас детей было в семье?

— Четверо.

— Вы самый младший?

— Предпоследний (задумчиво улыбается). Нас было три брата и после меня младшая сестра.
Старший брат тоже стал священником. Уже два года, как он умер, и все остальные братья и сестра умерли, я один остался.

 

«Когда я поступал в семинарию, то “сжег” за собой все мосты»

— После школы, когда встал вопрос о выборе жизненного пути, у Вас возникали сомнения, что делать в жизни дальше?

— У меня были большие планы! Я себе так мечтал: поучиться в вузе, окончить его, а затем пойти в семинарию.

После школы окончил профессионально-техническое училище, потом пошел на подготовительные курсы в университет. Год проучился и поступил в Черновицкий технический университет на вечернее отделение. Днем я работал — надо же было за что-то жить, потому что отец не помогал. Не то чтобы не мог помочь, мог, но не делал этого принципиально. Говорил: «Я вас вырастил, вы получили образование, теперь вы мне должны помогать, а не я вам». И не давал ни копейки. Поэтому я должен был работать. И, работая днем, вечером ходил на лекции.

У меня откуда-то появилось огромнейшее желание учиться! Хотя в школе учился, можно сказать, с нерадением. Окончил школу без троек, тем не менее и сам не знаю как, потому что никогда ни книг у меня не было, ни портфеля — одна тетрадь была на все случаи жизни.

А потом я с таким желанием учился... Работаю до четырех или пяти часов дня, прихожу на квартиру, поем, а в шесть начинались занятия в университете — и до 23:30. Пока дойду домой — уже полночь, пока уложусь спать — полпервого. В половине седьмого вставать, и так — каждый день. Так что я спал где мог — в троллейбусе, автобусе. Только сел — и сплю...

— Кем работали?

— Электриком. Сначала работал по монтажу слаботочных линий (окончил училище по этой специальности), а затем, когда поступил в университет, работал на ткацкой фабрике электриком.
Ну, и учился. И учился везде! Приеду в деревню, сяду на печь, возьму книги и решаю задачки... Вокруг что-то говорят, а я себе своим занимаюсь.

Окончил три курса университета и думал окончить еще два, но для этого нужно было перевестись или в Одессу, или в Киев и выбрать специализацию. Попробовал перевестись — что-то не получается. А я не хотел учиться заочно, мне нравилось слушать лекции, отвечать на семинарах, выполнять лабораторные работы. И в университете я был среди лучших студентов, меня даже на радио приглашали выступать.

Сел я тогда на площади на лавочке и подумал: «А надо ли мне дальше учиться? Все равно не буду по специальности работать; пройдет два-три года, и все забуду». (Общеобразовательные дисциплины, которые я за три года университета изучил, — история, математика, химия, физика — в жизни понадобились.) А проходить специализацию — зачем? И решил, что дальше не пойду. Оставил университет после третьего курса и поступил в семинарию.

— Это было время открытых гонений на верующих. У Вас не возникало сомнений, ведь молодым людям препятствовали поступать в духовные учебные заведения?

— Как вам сказать... Не было сомнений. Даже когда поступал в семинарию, то «сжег» за собой все мосты. Забрал из университета документы на продолжение обучения в высшем учебном заведении, и эти документы подошли для семинарии. Я выписался из города, снялся с воинского учета и уехал, не зная, поступлю или нет. Но возвращаться назад не собирался, это было бы для меня трудно. Никто из моих друзей не знал, что я выберу такой путь — пойду в семинарию.

Решил так: если не поступлю, останусь в монастыре на каком-нибудь послушании, назад не вернусь. Но, Бог дал, меня з­ачислили, и не пришлось использовать свой, так сказать, «план Б» (улыбается).

— Монашеский постриг Вы приняли за год до окончания семинарии, то есть опять «сожгли мосты»?

— Монашеский постриг принял в 3-м классе семинарии. Я поступил сразу во 2-й класс, в 1969 г., а уже через год был причислен к братии Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. Тех, кто учился в семинарии, в братию принимали быстро. В конце 1970-го поступил в Лавру, а в марте 1971 г. меня постригли в монахи.

— Как Вы вообще решили принять постриг?

— Да сам не знаю как... Так быстро все получилось. Честно говоря, в своей жизни до семинарии я и монахов живых не видел, монастыри все были закрыты. Но, наверное, таково было Божие призвание — иначе не объяснишь. Бог призвал меня, и я пошел.

— За время Вашего монашеского подвига были ли рядом с Вами люди, которые становились для Вас неким духовным идеалом?

— В Лавре были иноки, которые для нас стали образцом жизни и служения Богу и Церкви. Особенно архимандрит Кирилл (Павлов). Он и сейчас жив, но болеет, ему 95 лет... Он был авторитетом не только для меня, для многих. Прошел всю войну, затем поступил в семинарию, был очень смиренным, кротким монахом. Наверное, за то, что он всех любил, все его любили и уважали.

 

«В Почаевскую Лавру я пришел как слуга и уважал всех. Ну, и они в ответ терпели меня...»

— Бурные события ХХ в. — Великая Отечественная война, послевоенный голод, репрессии, хрущевские гонения — какими Вы их помните?

— Послевоенное время смутно помню, потому что родился уже при советской власти — в конце 1944 г.
Подъем послевоенный помню. Очень бедно жили люди, нищета была крайняя да еще и голод. Но... Не знаю, с чем это можно связать, однако люди пели. Целый день парни, девушки работают в поле, а возвращаются вечером, и по всему селу такие песни раздаются! Утром не пели, потому что выходили на рассвете, а вечером идут с работы, натрудившись изрядно, а все равно поют.

Считаю, что тогда была динамика к улучшению. Хотя и бедно жили, но движение уже началось. Люди это чувствовали, и, вероятно, это давало им такой оптимизм.

— Знаете, Блаженнейший Митрополит Владимир когда-то в интервью тоже говорил именно об этом. Что люди пели — как по радостным поводам, так и по печальным. А сейчас все молчат. По Вашему мнению, что может Церковь сделать для людей, чтобы они...

— Запели?

— По крайней мере, захотели спеть...

— Думаю, что сегодня мир пошел немного другим путем развития. Современные средства коммуникации, информации загоняют человека в иную плоскость жизни — нереальную. Общение происходит по интернету, скайпу. Одно дело, когда мы сидим и видим друг друга — может, не столько слов скажем, как больше поймем, ведь часто эмоции говорят больше, чем слова.

А эта нереальная плоскость человека связывает. Нереальность — это некая неправда, а неправда — это грех, а грех связывает человека. Человек этого не осознает, он связан грехом, как узами, и не может расправить грудь и запеть.

— Несколько лет Вы были наместником Успенской Почаевской Лавры. Какой Вам запомнилась обитель?

— Почаевская Лавра — это монастырь, который многое пережил. Немало претерпели ее насельники в советское время: притеснения, гонения, попытки закрыть Лавру...

Когда я приехал туда, мне братия рассказывала, что им пришлось вынести. В Москве, в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, власть не могла себе этого позволить, а на периферии устраивала настоящий вандализм. Во время облав братия пряталась. Всех, кого находили, волокли к машинам, забирали, арестовывали, бросали в тюрьмы. Монахи в тюрьмах сидели.

И насельники Лавры выдержали все, они были истинные мужественные борцы за веру.

Я приехал, а там — почти все были герои (улыбается, продолжает рассказ живо и с юмором). Каждый — самородок: здесь тебе и бриллиант, и аметист, и разные-разные драгоценные камни...

— И каково приходилось наместнику среди такой «сокровищницы»?

— А я не предлагал себя им в качестве авторитета. Пришел как слуга и уважал всех — и аметистов, и бриллиантов, и изумрудов. Ну, и они в ответ терпели меня...
Хотя каждый и был сам себе авторитет, однако если нужно было стоять за Церковь, то стоял каждый по-своему, но до смерти.

 

«Сколько мог, я всегда ко всем относился с уважением»

— Потом были Черновцы... Можете рассказать, какая она, православная Буковина?

— Каждый регион имеет свою специфику. Так же и Буковина. Это — много­национальный край. Там живут украинцы, русские, румыны, молдаване, евреи, поляки, грузины. И традиционно все всегда жили в мире. Каждый своего держался, но по-житейски друг с другом не соперничали, помогали и жили дружно.

Вот когда началась перестройка, распад Союза, то на волне национализма стали расшатывать область: украинец хороший, а больше никто...

Тогда приходилось прилагать много усилий, чтобы показать, что все хороши пред Богом. У Бога нет ни украинца, ни русского, ни американца, ни еврея, ни белоруса, а есть Его чадо. Есть творение Божие, и есть Творец. А то, что мы стали нациями, заслуга не добродетели, а греха. Грех нас разделил на нации. Вавилонская башня была плодом гордыни человеческой, и чтобы это безумие остановить, Господь смешал у людей языки. До того все говорили на одном языке, друг друга понимали.

Когда-то на Афоне, в районе Великой Лавры, я посетил отшельника — старца Иосифа. Мы общались: он — по-гречески, а я — по-русски, и между нами был переводчик. Мы поговорили, потом он покачал головой и сказал: «Э-э-эх, что с нами сделал грех! Нам теперь нужны переводчики...».

Многие кичатся, что их нация лучше других. Но лучшим пред Богом может быть человек, а не нация! Если нация будет единодушной в любви к Богу, то, конечно, будет и она приятна. Но Бог меня ценит не за то, что я украинец, или русский, или еще кто-то, а если я имею страх Божий, Бога боюсь. Если Бога слушаюсь, стремлюсь выполнять волю Его, то я приятен Богу. Если нет, то, к какой бы нации ни принадлежал, я буду самым последним.

И когда началось националистическое движение в Черновицкой области, я, насколько мог, старался в этом не участвовать и людям всегда, где возможно было, говорил, что у Бога нет нации, у Бога есть Его творение. Он одинаково любит как негра, так и белого, как белого, так и желтокожего. И кто больше смиряется перед Богом, кто больше старается жить по заповедям, тот для Бога будет лучшим.

И так понемногу все утихло. Какие-то небольшие всплески были, но люди живут в мире и согласии до сих пор.

— Удивительно, что слово о мире люди восприняли. Сейчас призывать к миру — неблагодарное дело...

— Нужно показывать примером. Священник должен проповедовать не только словом, а и всей своей жизнью. Конечно, каждый человек должен так делать, но в первую очередь это касается священно­служителей.

Я всегда старался, чтобы мои дела не расходились со словами, чтобы я не жил в двух плоскостях — одно говорю, другое делаю. Что говорю, то и стараюсь делать.

Сколько мог, я всегда ко всем относился с уважением; всех любил — насколько мог любить, помогал — насколько мог помогать. Люди видели, и это, думаю, действовало лучше слов. Человек на уважение всегда будет отвечать уважением.

— Вообще, как Вас верующие из Черновцов отпустили, после 24 лет Вашего управления епархией. Наверное, буковинской пастве это трудно было сделать...

— Да как отпустили... Я и не отпрашивался. Как поехал зимой на заседание Синода, так и не вернулся.

Когда в феврале возникла угроза нападения на Лавру, мне позвонили, пригласили на Синод. Я отслужил в воскресенье, собрался и поехал. На Синоде мне определили нести послушание Местоблюстителя. В Черновцы уже не возвращался, так и прожил в Лавре полгода. А потом избрали на эту должность.

 

О расколе: легко порвать — трудно залатать

— Ваше Блаженство, в Вашей жизни был пример удивительного примирения... Расскажите, пожалуйста, о Вашем общении с владыкой Лавром, ныне покойным Предстоятелем Русской Православной Церкви Заграницей. Какая это личность — владыка Лавр, и что общего было у вас в ваших духовных взглядах?

— Я познакомился с владыкой Лавром в 1995 г. Впервые в жизни я тогда поехал в Канаду. Находясь там, подумал: «Посмотрю на Америку хоть одним глазком». Прямо в Канаде открыл визу и поехал в Соединенные Штаты. От Торонто, где я останавливался в Канаде, 90 км, и уже начинается Америка. И с той стороны — Джорданвилль, где расположен Троицкий монастырь РПЦЗ.

С одним боголюбивым человеком мы поехали в Джорданвилль, и на ночь я остался в монастыре. Тот человек, который меня возил, был прихожанин Русской Православной Церкви Заграницей, лично знал владыку Лавра и сообщил о моем визите.

Вот меня оставили обедать в трапезной. Сижу, ем, а монахи-то один пробежал туда-сюда, то второй, то третий — рассматривают меня. Они ведь как себе представляли монахов из Советского Союза — с автоматом под рясой, с партийным билетом в нагрудном кармане...

После ужина ко мне в келию пришел владыка Лавр, настоятель Джорданвилльского монастыря. Он почему-то был взволнован и поспешен. Задал мне несколько простых вопросов и убежал. Утром я поехал в Нью-Йорк, посмотрел храмы, город и поздно вечером снова вернулся в монастырь. Когда утром следующего дня уезжал из Джорданвилля, владыка Лавр пришел меня проводить. Он был совсем другим: не спешил, говорил спокойно, провел меня к машине, и мы с ним попрощались.

С тех пор, когда я приезжал в Америку или Канаду, мы с ним обязательно созванивались и встречались. Случалось, что я находился в Канаде, в Америку не ехал, и он приезжал специально, мы встречались, беседовали.

Разные проходили у нас беседы, но никогда мы не говорили об объединении Церквей, хотя все равно наши темы были недалеки от этого. А когда сдвинулся с мертвой точки вопрос об объединении Зарубежной Церкви с полнотой Русской Церкви, то владыка Лавр захотел, чтобы в делегации, которая будет объезжать все континенты, где есть присутствие Русской Зарубежной Церкви, был и я. Так что в составе группы Московского Патриархата мы объехали Европу, Америку, Австралию. Не жалею об этом опыте, хотя возникало некое чувство страха — что мы приедем, а нам скажут: «Москали пришли, а ну, убирайтесь отсюда! Вы все партийные, вы все коммунисты». Но такого не было. Служили, почти везде мне поручали говорить проповеди, и ни одного обидного слова нам никто не сказал.

— Владыка, Вы затронули тему объединения Церквей. А можно вопрос относительно украинского раскола? В 1992 г., когда он произошел, Вы были совсем молодым архиереем, всего два года как рукоположенным. Прошло более 20 лет, Вы уже имеете опыт и видите ситуацию с другой стороны. Как Вы считаете, какие факторы могут повлиять на то, чтобы раскол прекратился?

— Знаете, когда Спаситель молился в Гефсиманском саду, то говорил: «Пусть будут все едины...». Сам Господь хотел, чтобы все были едины, но этого не произошло. Такие мы упрямые люди...

И мое желание есть, чтобы все были едины, но единство должно быть во Христе. Если оно будет не во Христе, а на каких-либо других основаниях, то, каковы бы они ни были, единства не будет. А во Христе единство может быть, но оно очень тяжело утверждается. Легко порвать, а трудно залатать.

— Что каждый из нас, духовенства и мирян, должен делать на своем уровне, чтобы способствовать восстановлению единства?

— Думаю, для того чтобы восстановилось единство, каждый должен заботиться о своем личном спасении. Тогда, может, эта идея будет максимально воплощена.

Но полагать, что все объединятся — это нереально, это утопия. Максимальное объединение может быть тогда, когда наибольшее количество людей присоединится ко Христу. А это возможно лишь при условии, что каждый из нас прежде всего будет заботиться о своем спасении.

Как пастырь я должен думать и о заблудших, но в первую очередь должен заботиться о тех, кто в лоне Церкви. У нас часто бывает: в лоно Церкви загнал, как в концлагерь, закрыл ворота и пошел других искать, а эти здесь погибают от голода.

Основная задача Церкви — заботиться о тех, кто у нее есть, чтобы они чувствовали себя хорошо, чтобы возрастали духовно. Нас много, и все мы находимся на разных уровнях духовного совершенства. Задача священника — понять, на какой ступени в духовном отношении находится человек, и помочь ему подняться на ступеньку выше.

Главная задача Церкви — помогать тем, кто внутри ограды церковной, становиться лучше. А потом уже, если еще остается энергия, ловить тех, кто бегает по пустыне...

 

«Мы должны делать то, что мы можем. А уж насколько наполнятся наши храмы людьми — это все в воле Божией»

— Как в таком случае Церковь должна осуществлять миссию, если почти у каждого священника очень много прихожан, и сил благовествовать просто не хватит?

— Священник благовествует каждое воскресенье, каждый праздник, и двери храма открыты для всех. Кто хочет — может прийти и послушать благовестие.

Благовествовать — это не значит, что священник должен в воскресенье или в праздник бежать на базар, когда там полно народу, или в субботу на стадион, когда там футбольный матч. Благовестие совершается в храме. И Спаситель, когда ходил по земле, в основном заходил в синагогу, где собирались верующие люди, и там проповедовал. Бывало, что и где-то в пустыне проповедовал, но люди шли к Нему слушать и Он для них говорил. Обратите внимание, что не Христос шел к людям, а люди шли ко Христу.

Тут можно сказать: а почему бы священнику не прийти туда, где его не ждут? Дело в том, что я могу прийти в любое место, но для человека, который не хочет меня слышать, я не принесу никакой пользы, хотя и буду говорить самые полезные и добрые слова. Если человек готов принять слово Божие, он идет, ищет, где бы его услышать. А идти ловить тех, кто не хочет слушать, — это просто «работать без КПД». Человек должен быть готов принять слово.

А наши священники все время благовествуют — в храмах.

— На Ваш взгляд, какие проблемы в нашей Церкви реальные, а какие — надуманные?

— Реальные проблемы в Церкви — это приумножение греха среди людей, в том числе и церковных. Верующие, живя в этом мире, приобщаясь к этому миру, загрязняются грехом.

И вторая проблема Церкви в том, что сегодня люди дошли до такой степени духовной деградации, что пытаются узаконить те правила, которые Бог осуждает. Этого не должно быть.

Надуманными, на мой взгляд, являются такие проблемы, как, например, материальное обогащение духовенства, храмов. Можешь построить большой красивый храм — построй, не можешь — построй поменьше. А так — все, что имеет цену только в земной жизни, не должно становиться для нас проблемой.

— В селах, небольших городах мало людей посещают храмы. Ранее, в начале 1990-х, людей в церквях было много. Как снова наполнить наши храмы, как вообще поддержать людей на отдаленных приходах? Что Вы, как Предстоятель Украинской Православной Церкви, видите среди главных задач на ближайшее время, чтобы поддержать церковную жизнь?

— Люди оставляют храм тогда, когда приобщаются к стихии этого мира, стремятся попасть в струю современной жизни, обогатиться, занять высокое положение. Они думают, что в миру найдут для себя больше, чем имеют в Церкви. Это отрывает от Церкви.

Церковь не обещает земных капиталов, но обещает богатство вечное. Назначение человека — не земная жизнь, а Царство Небесное. Земной путь — это короткий срок, за который мы должны максимально проявить свою любовь к Богу — в испытаниях, различных искусах. А водоворот земной жизни затягивает людей, и они забывают о своем предназначении. Начинают гнаться за призраками богатства, славы и оставляют Церковь.

Мы должны делать то, что мы можем. А уж насколько наполнятся наши храмы людьми — это все в руках Божиих, ведь Сам Бог ведет человека ко спасению. Мы просим, чтобы Он был милостив ко всем нам, но каждый получает милости столько, сколько способен вместить.

 

Об иностранных языках, интернете и мобилизации

— И несколько коротких вопросов. Какой святой Вам особенно близок?

— Я всех святых люблю. Но если взять творения святых отцов, их наследие, то мне очень нравятся святители Василий Великий и Игнатий (Брянчанинов).
Люблю своих небесных покровителей, которые молятся обо мне перед Богом. Почитаю преподобного Сергия, который меня принял в свою обитель, когда я был «поношением для мира и уничижением у людей».
И преподобным Киево-Печерским благодарен, что они также покрывают своими молитвами меня, грешного.

— Какое у Вас любимое место в Украине и в мире?

— Такого места, куда бы стремился всей душой, нет. Но уютно мне там, где я родился — в Черновицкой области, люблю там бывать.
В мире тоже нет такого места, кроме Афона и Иерусалима. Много раз был в США, Канаде, Германии, в Австралии однажды. Каждый континент и страна по-своему красивы, но это земля.

— Когда Вы изучили английский?

— Решил изучить, когда впервые попал в Канаду. У меня была определенная база — и со школы, и из университета, семинарии, академии. Но нас так учили, что говорить мы все равно не могли. Хотя потом, когда я уже начал изучать язык, правила мне пригодились.

В самолете в Канаду ко мне подсел некий канадец, начал со мной разговаривать, я даже пару слов что-то там ему ответил. Мозг мой, помню, тогда работал так, что вспомнил все, даже те слова, которые в начальных классах школы учил (смеется). Так я понял, что нужно знать язык, потому что тогда чувствуешь себя свободно. А если языка не знаешь, то путешествуешь будто с мешком на голове.

— Еще какие-то языки знаете?

— Румынский, немного греческий. Греческий знал неплохо, но поскольку нет практики общения, то знания забываются.

— Пользуетесь ли мобильным телефоном, интернетом, смотрите ли телевизор? Откуда вообще получаете информацию?

— Телевизор смотрю, мобилками пользуюсь эпизодически, сам не ношу. Интернет — очень редко, пользуюсь преимущественно распечатанными материалами, которые мне готовят.
А на телефоны у меня какая-то аллергия. В Свято-Троицкой Сергиевой Лавре я нес послушание келейника наместника, и мы должны были отвечать на звонки. Телефон так часто звонил, что у меня от него начался какой-то тик. С тех пор я пользуюсь телефоном, но так, чтобы он возле меня не находился.

В отношении интернета хотел бы сказать, что если требуется по своим профессиональным обязанностям, то можно пользоваться, но столько, сколько нужно для работы. А если это как хобби, то я бы советовал как можно меньше туда заглядывать, особенно молодым людям. На них интернет оказывает весьма негативное влияние. Ко мне, как к священнику, обращаются много людей, у которых дети серьезно болеют. Дети маленькие, не умеют себя контролировать и без меры сидят в интернете. С ними начинает происходить нечто непонятное, они отрываются от реальности, живут в виртуальном мире. От этого страдает психика, а также воз­никают очень серьезные физические болезни.

Я бы советовал молодым людям больше читать — Священное Писание, книги, газеты, послушать кого-то, кто говорит слово. И меньше пользоваться всеми этими электронными средствами.

— Ваше Блаженство, в заключение просим Вас сказать напутственное слово для наших читателей. Война заходит в наши дома через экраны телевизоров, через громкоговорители, сообщения в газетах. Люди начинают готовиться: учатся владеть оружием, оказывать медицинскую помощь. Наверное, так же сейчас настало время для духовной мобилизации, и эта мобилизация не менее важна, чем военная. Что нам, христианам, сейчас нужно делать, какие черты в себе мобилизовать в первую очередь?

— Нам нужно себя духовно укреплять, потому что времена непростые, ответственные. И каждый человек, кроме общих для народа испытаний, имеет некое свое личное искушение. Для того чтобы из всех испытаний выйти победителем, человек должен быть духовно крепким, сильным. Эта крепость духовная дается через молитву. Совершение добрых дел — это тоже хорошо, но молитва важнее.
Нужно, чтобы люди уделяли время для молитвы, лично обращались к Богу. В молитве человек может себя полностью реализовать: принести Богу свое покаяние и благодарение; попросить то, что ему нужно, и чтобы Господь защищал его на всех жизненных путях. Все для себя человек может получить в обращении к Богу, поэтому молитве следует уделять особое внимание.

http://orthodoxy.org.ua/data/bog-poklikav-mene-i-ya-pishov-intervyu-blazhennishogo-mitropolita-onufriya-cerkovnim

 

Церковные Таинства

— Если человек очень болен, Таинство Елеосвящения совершается на дому, но существует практика соборовать и в храмах во время многодневных постов, в первую очередь, во время Великого поста.
Подробнее ...

Вопросы и ответы

—    Православная Церковь во взаимоотношениях с государством в качестве эталона использует доктрину святого императора Юстиниана о симфонии властей, определенную им в предисловии к одному из законов, так называемой "Шестой новелле": "Величайшие дары Божии, данные людям высшим человеколюбием — это священство и царство.
Подробнее ...

Поиск

Календарь

Deprecated: mktime(): The is_dst parameter is deprecated in /sites/mitropolit.kiev.ua/modules/mod_blog_calendar/helper.php on line 207 Deprecated: mktime(): The is_dst parameter is deprecated in /sites/mitropolit.kiev.ua/modules/mod_blog_calendar/helper.php on line 208 Deprecated: mktime(): The is_dst parameter is deprecated in /sites/mitropolit.kiev.ua/modules/mod_blog_calendar/calendarClass.php on line 114
<Сентябрь 2014>
ПнВтСрЧтПтСбВс
1234567
891011121314
151618192021
22232425262728
2930     

Монастыри и храмы Киева bigmir)net TOP 100 Rambler's Top100 Mail.ru